Главная |  MIDI |  Проект Алана Парсонса |  Поэзия Эдгара По |  Пропавшая экспедиция С. Леваневского |  Мой Сахалин |  New |  Херсонская страница |  Автора! |

Об Эдгаре По

Я уже говорил, что первой записью, с которой в 1980 г. началось мое знакомство с музыкой APP был альбом "Tales of Mystery and Imagination" (1976). Когда я узнал, что альбом записан по произведениям Эдгара По (Edgar Allan Poe), то был удивлен, что до этого я никогда об Э. По ничего не слышал. В школе американскую литературу не изучали, а толстые тома "всемирки" пугали своим весом, чтоб взять их в руки. А потом мне досталась книга с рассказами Эдгара По из серии "Классики и Современники"(М.,Худ. литература,1980) - наверняка многие имеют или читали ее. Наверное я выражусь точно, если скажу, что зачитал ее до дыр. Меня поразила современность и научность многих рассказов (Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля ...), удивительный юмор (Надувательство как точная наука, Делец, Очки, Система доктора Смоля и профессора Перье ...), великолепная сатира (Литературная жизнь Какваса Тама, эсквайра)... короче говоря, это было настоящей радостью открытия!
      Знаете ли вы, что Эдгар По стал основоположником таких жанров, как новелла и детектив? Первый рассказ в этом жанре "Убийство на улице Морг" был опубликован в 1841 году. И далее в "Тайне Мари Роже" и "Похищенном письме" Огюст Дюпен демонстрирует свой аналитический метод раскрытия преступлений, став прообразом Шерлока Холмса и патера Брауна. А каков сюжет "Золотого жука"! Убийство, похищение и тому подобные преступления уступают место специфической теме кладоискательства, которая пройдет по всей американской литературе, возникая и в творчестве таких мастеров, как Твен и Фолкнер.
От жанра морских приключений ("Повесть о приключениях Артура Гордона Пима") По приходит к теме научного правдоподобия ("Ганс Пфааль"), сформулировав один из основных принципов того вида литературы, который впоследствии стали называть научно-фантастическим. И это все несмотря на трагическое мировоззрение По! Тема рока, смерти, ужаса постоянно присутствует во многих его рассказах и стихах (Лигейя, Падение дома Ашеров ...)
      Читая его произведения (точнее - переводы на русский), не покидает ощущение, что все это писал человек, живущий в нашем столетии. А По (1809 - 1849) был современником Пушкина! И современники, и потомки видели в нем личность, вызывающе обособившуюся от того "человека толпы", чье темя, как тогда считалось, украшает "шишка порядка", якобы символизирующая безудержную страсть к "системе": к предпринимательству, скопидомству и ханжескому благочестию. Современники его за это ненавидели - с редким единодушием. Здесь все сплелось в тугой узел: зависть к таланту, страх перед отточенным пером По-газетчика, ущемленное самолюбие ничтожеств, задетых его громкой известностью.
      Эдгар Аллан По рано испытал на себе эту острую неприязнь десятков людей, чьи имена сохранились в истории только оттого, что с ними связаны особенно гнусные выходки против великого поэта.
      Всю жизнь его преследовали неудачи, бедствия, катастрофы порождавшие душевные травмы, приступы отчаяния и безысходной тоски. В такие моменты По, "превращался в пьяного дебошира и скандалиста, одержимого демоном честолюбия, который заставлял его глумиться над святынями и высокими идеалами... Лишь по неведению или по ошибке природа вложила несомненный творческий дар в человека, который оказался недостоин этого дара. Он сжигал себя в оргиях, доверялся безудержным фантазиям, а на попытки его образумить отвечал циничной насмешкой и попранием элементарных норм общественного поведения...расплата пришла неотвратимо" - так было написано в некрологе на смерть поэта. Пуританская Америка предала забвению имя своего великого сына.
      "Неведомый американец" был открыт в Европе 1852 г. Шарлем Бодлером, после бонапартистского переворота. Читая По, Бодлер поражался родственности раскрывшегося перед ним мироощущения собственным переживаниям. Он посвятил себя на несколько лет переводам и изучению творчества своего нового кумира. Бодлеровские переводы стали высочайшим образцом переводческого искусства. Неудивительно, что символисты объявили По своим предтечей.
      А.Блок дал, быть может наиболее лаконичную и точную характеристику этого явления: "Эдгар По - воплощенный экстаз, планета без орбиты, в изумрудном сиянии Люцифера, носивший в сердце безмерную остроту и сложность, страдавший глубоко и погибший трагически".
      Легенда "о безумном Эдгаре", восходящая к печально знаменитому некрологу, дала истоки для начала декадентства.

О поэзии Эдгара По

Одна из жемчужин творчества Э.По - стихотворение "Ворон" (The Raven) была опубликована 29 января 1845 г. в Нью-Йоркской газете Evening Mirror и вскоре перепечатана многими другими журналами и газетами. "Ворон" имел огромный успех в Англии. По с гордостью цитировал слова поэтессы Э.Барретт: "Ворон произвел сенсацию... Мои друзья зачарованы музыкой этого стихотворения... Я слышала, что "Nevermore" преследует людей как призрак...". За это стихотворение поэт получил гонорар всего в пять долларов.
      "Ворон" - одно из наиболее отшлифованых стихотворений поэта. В нем более всего чувствуется та "математическая точность", которой впоследствии восхищался Бодлер.
      Среди произведений, которые, по мнения западных исследователей, так или иначе послужили импульсом к созданию "Ворона", наиболее вероятны два: роман "Барнеби Радж" Диккенса, где фигурирует говорящий ворон Грип, и стихотворение "Ухаживание леди Джералдины" (1844 г.) английской поэтессы Элизабет Баррет, впоследствии жены Роберта Браунинга.
      Рецензируя в журнале "Грэхемс" (февраль 1842 г.) законченный роман Диккенса, По писал: "Ворон"... мог бы стать частью замысла фантастического образа Барнеби. Его карканье можно было бы воспринимать как пророчество на всем протяжении драматических событий". Стихотворение Баррет, в частности строка: "Вздрогнув робко, как в печали, // Шторы мерно зашуршали",- дало По идею общего ритмического рисунка "Ворона". В пользу этого предположения говорит и тот факт, что сборник 1845 г. "Ворон и другие стихотворения" По посвятил Элизабет Баррет.
      Стихотворение содержит 18 шестистрочных строф, написанных восьмистопным хореем, кроме четырёхстопного хорея в шестой строке. Схема рифмовки -abcbbb, где -b- опорная тематическая рифма, создаваемая словом-рефреном "Nevermore" ("Никогда") с сонорным окончанием. Кроме того, в первой и третьей строке рифмуются полустистия (aa,cc); в ряде случаев рифма -c- повторяется в первом полустишии четвёртой строки. Ритмический рисунок многообразят ассонансы и аллитерации, которые сочетаются с двойными рифмами, которые одновременно являются и внутренними.
      В эссе "Философия творчества", исходя из своего намерения "создать стихотворение, которое удовлетворило бы как читательские, так и критические вкусы", По демонстрирует, что "ни один этап в процессе сочинения не был связан ни со случайностью, ни с интуицией, что работа шаг за шагом и до самого конца шла с точностью и железной последовательностью решения математической проблемы". В эссе методично излагаются соображения, которыми руководствовался автор при выборе объема, необходимого для цельности восприятия, для достижения впечатления - "одинакового у всех", желаемого настроения -"печали", объясняется роль "художественной изюминки" - рефрена "Nevermore", который атрибутируется ворону, вестнику дурного, а затем рассматриваются специальные вопросы стихосложения - рифмовка, размер, строфика. Писатель особо оговаривает, что до поры держится "в пределах реального" и лишь к концу позволяет "известную долю многозначительности, некое неопределенное глубинное значение:":
          "Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа".
           Ворон крикнул: "Никогда!"
      В частном разговоре По высказывал убеждение, что будущие поколения сумеют "отсеять крупицы золота от руды, и тогда "Ворон" засияет в вышине как алмаз чистейшей воды".

      О популярности "Ворона" можно судить по числу переводов на другие языки. Так, существует около двух десятков русских переводов "Ворона". Первый перевод "Ворона" принадлежал С.А.Андреевскому и был опубликован в марте 1878 г. в журнале "Вестник Европы". По сути дела это был не перевод, а пересказ стихотворения, сделанный пятистопным ямбом. Вот начало этого перевода:

      Когда в угрюмый час ночной,
      Однажды, бледный и больной,
      Над грудой книг работал я,
      Ко мне, в минуту забытья,
      Невнятный стук дошел извне,
      Как будто кто стучал ко мне,
      Тихонько в дверь мою стучал -
      И я, взволнованный, сказал:
      "Должно быть так, наверно, так:
      То поздний путник в этот мрак
      Стучится в дверь, стучит ко мне
      И робко просится извне
      В приют жилища моего".

      Вскоре появился перевод "Ворона" Л.И.Пальмина (1878), где ямб был заменен анапестом, затем последовали переводы Л.Е.Оболенского (1879) и И.Кондратьева (1880).
      Существуют и прозаические переводы "Ворона".
      Во всех ранних переводах "Ворона" заметно стремление подогнать стихотворение под привычные русские поэтические формы, от чего американский романтик порой выглядел бледным отражением Апухтина или Надсона.
      С конца 1880-х гг. положение меняется: русские символисты основное внимание обращали на музыкальность стихотворения По. В 1890 г. в "Северном вестнике" появляется перевод "Ворона" Д.Мережковского:

   Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,
Раз, когда поник в дремоте я над книгой одного
   Из забытых миром знаний, книгой полной обаяний, -
   Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:
"Это путник постучался в двери дома моего,
                 Только путник - больше ничего".

      В 1895 г. выходят в свет "Баллады и фантазии" По в переводе К.Бальмонта. И впечатление о поэзии По у русских читателей долгое время было связано именно с бальмонтовским переводом "Ворона":

   Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой
Над старинными томами я склонялся в полусне,
   Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался,
   Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
                 Гость стучится в дверь ко мне".

      В.Брюсов сделал четыре варианта перевода "Ворона" (в 1905, 1911, 1915, 1925 гг.). В течение нескольких десятилетий брюсовский перевод считался наиболее адекватным. Вот его начало:

   Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы
Меж томов старинных, в строки сочиненья одного,
   По отвергнутой науке, я расслышал смутно звуки,
   Вдруг у двери, словно стуки, - стук у входа моего.
Это гость, - пробормотал я, - там у входа моего,
                 Гость - и больше ничего.

      Я намеренно подчеркнул слова, образующие рифмы, в том числе и двойные. Сравните с оригиналом:

   Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,
   While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
   As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
"'Tis some visitor," I muttered, "tapping at my chamber door -
                 Only this, and nothing more."

      Перевод "Ворона" М.Зенкевича, впервые опубликованый в 1946 в книге "Из американских поэтов", отличается большой точностью и богатством оттенков. Сравните:

   Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
   И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
   Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
                 Гость - и больше ничего".

      Перевод "Ворона" М.Донского - еще один образец переводческого искусства:

   Раз в тоскливый час полночный я искал основы прочной
Для своих мечтаний - в дебрях теософского труда.
   Истомлен пустой работой, я поник, сморен дремотой,
   Вдруг - негромко стукнул кто-то, словно стукнул в дверь...Да, да!
"Верно, гость,- пробормотал я,- гость стучится в дверь. Да, да!
                 Гость пожаловал сюда".

      Перевод "Ворона" Г.Голохвастова (1936):

   Раз, когда в ночи угрюмой я поник усталой думой
Средь томов науки древней, позабытой с давних пор,
   И, почти уснув, качался, -- вдруг чуть слышный звук раздался,
   Словно кто-то в дверь стучался, в дверь, ведущую во двор.
'Это гость', пробормотал я, приподняв склоненный взор, --
                 'Поздний гость забрел во двор'.

      Перевод "Ворона" Н.Голя (1988):

   Это было мрачной ночью; сны являлись мне воочью,
В смутном книжном многострочье мысль блуждала тяжело.
   Над томами я склонялся, в них постигнуть суть пытался,
   Вдруг как будто постучался кто-то в темное стекло...
"Это путник, - прошептал я, - мне в оконное стекло
                 Постучал - и все прошло".

      Перевод "Ворона" В.Топорова (1988):

   В час, когда, клонясь все ниже к тайным свиткам чернокнижья,
Понял я, что их не вижу и все ближе сонный мор, -
   Вдруг почудилось, что кто-то отворил во тьме ворота,
   Притворил во тьме ворота и прошел ко мне во двор.
"Гость, - решил я сквозь дремоту, -- запоздалый визитер,
                 Неуместный разговор!"

      Перевод "Ворона" И.Голубева (2001):

   Било полночь. Был я болен, духом пуст и обездолен,
Заблудился в старой Книге, в неразгаданных словах.
   Пробужденьем от кошмара прозвучали три удара,
   Как когда-то - три удара старой битой на дверях.
Я подумал: там прохожий зябко ёжится в дверях,
                 Заблудившийся в полях.